Если Вы обладаете какой-то информацией, свяжитесь с нами.

Из интервью спасенного Виктора Гехта: 

«Родился я в Польше, в 1931 году. Война застала меня в Галиции- городе Бучача Тернопольской области.
Уже через неделю после начала войны мы были оккупированы.

У немцев была отработана технология уничтожения евреев. Первым делом всех зарегистрировали. В первую регистрацию отобрали в основном интеллигенцию и еврейский актив города, который мог оказать сопротивление. Их и расстреляли первыми. Через какое-то время организовали гетто.

Отца в армию не взяли, потому что он был инвалид. Ему удавалось что-то достать из еды.

Вот наш обед: мисочка, в ней плавает несколько кусочков свеклы, несколько фасолин. Еще был меленький кусочек хлеба. Самое тяжелое – голод перенести. Вначале людей из гетто ненадолго выпускали, чтобы они могли достать что-нибудь из еды. Потом ситуация изменилась.

Мама как-то пошла еды достать, мы с отцом остались в гетто. Вечером, когда уже стемнело, мы услышали выстрел. Маму прождали всю ночь. А утром мы узнали: когда она возвращалась, на входе столкнулась с полицейским, он ее окликнул, она побежала. Он выстрел, ранил ее в живот, ее отволокли в тюрьму, она там умерла. Нам потом тело выдали. Это было ужасно…

Начались акции уничтожения, действовали немцы и их пособники. Гетто начало сужаться – осталось мало народа. Чувствовалось, что скоро настанет конец. Мы делали схроны – подпольные убежища. Мы жили в двухэтажном доме, между первым и вторым этажом была темная комната, окон не было. Она выходила не на улицу. Мы дверь убрали, стену заделали, из туалета туда сделали лаз.

И вот когда к очередной акции по гетто шли и собирали людей, в этот схрон собралось, может, человек двадцать, а то и больше. Как поместились – непонятно. А по лестнице топали сапоги. Вдруг маленький ребенок захныкал. Мать положила на него подушку. Я не знаю, сколько времени прошло, но когда мы смогли как-то шевелиться, посмотрели, а мальчик умер. Мы все стояли молча, лились слезы у всех. Вот такой ценой я остался жив…

Когда стало ясно, что гетто вот-вот будет уничтожено, нам с отцом удалось сбежать оттуда.
В грозовую ночь мы пролезли под проволокой и бежали в пригород. Было лето, мы прятались в полях, лесах. Отец иногда ночью уходил.

Есть было нечего, воды нет. С колосков и с листьев слизывали росу. Я терял сознание от голода.

Было начало сентября или конец августа, стало ночью холодно, и мы с отцом решили перебраться на один из хуторов. Этот хутор от города, может, километров десять, может, ближе.

А мы были примерно посредине, прятались между городом и эти хутором. Пришли мы на хутор. А там уже прятались бабушка с дочкой и с внучкой. Не могу сказать точно, сколько ей было лет… Оказывается, ранее уже была договоренность, что хозяева – Заривные – нас спрячут или пригреют, как угодно. Это была простая семья, хлеборобы, которые жили за счет сельского хозяйства. У них были лошади, были коровы. Эти люди трудились на земле. И мне кажется, что вот те, кто ближе к земле, те ближе и к Богу…

На этом хуторе в сарае, где стояла корова, был сделан двойной потолок, вот там мы прятались днем. А ночью выходили по своим каким-то делам. Нам раза два в сутки давали что-нибудь поесть, и дальше там мы прятались. Ночью мы могли выйти.

Да… От уничтожения, от расстрела некоторым удавалось спастись. Были случаи – в схронах. И был случай – наши друзья выбрались из гетто. Они у поляков или украинцев прятались в сарае, в сене…

Когда немцы стали отступать, это чувствовалось. Недалеко была шоссейная дорога, и мы через щели видели, как машины стали двигаться на запад. Это было такое счастье! Все мы ожидали, что, может быть, скоро наступит свобода.

Когда стала слышна канонада, когда наши войска начали наступать, на хутор нагрянули или каратели, или бандеровцы. Отец с тетей оказались в сарае, а тетя с маленьким ребенком была – девочкой трех-четырех лет. Мы с бабушкой в хате были. Мы услышали шум, поднялись по лестнице и в соломе на чердаке зарылись.

Отец с тетей побежали в лес, тетю с ребёнком и отца убили. Это был февраль, их убили 18-го числа, а 24-го нас освободили.
Мы остались с бабушкой вдвоем. Потом я попал в детский дом.

По документам я 1931 года рождения. По возрасту к этому времени я должен был учиться в пятом классе, а я всего два класса окончил. Когда меня стали отправлять в тыл в суворовское училище, меня проверила медсестра – бывшая учительница. Она сказала: «Он в пятом классе не сможет учиться» И мне сказали: «Забудь, что ты с 1931 года. Тебе десять лет». И теперь я по документам на три года моложе: не 1931 –го, а 1934 –го года рождения.

Отправили меня в суворовское училище. Одному офицеру дали отпуск, меня к нему прикрепили. Добрались до Ставропольского края, он там две недели побыл. В Ставропольском крае уже было открыто суворовское училище, но мест не было. Поехали дальше. В Харьковском училище тоже мест не оказалось. Говорят, в Курске есть училище. Мы с офицером расстались, он поехал на фронт, а я на товарняк – доехал до Курска. Там тоже не взяли. Говорят, езжай в Тулу. В Туле тоже не взяли.

В Москве попал я в детприемник- распределитель, был направлен в детский дом в Химкинский район, в деревню Ивакино.

Меня определили в третий класс. В четвертом классе я уже был отличником. Хотя мне было очень тяжело – я мог только по-украински говорить. Потом семь классов окончил с отличием.

Перевели меня в Кунцевский детский дом. Потом поступил в техникум, окончил его, работал на крупном военном заводе. В армии отслужил. Четыре года учился на заочном в Энергетическом институте. Потом перевёлся на вечерний факультет МВТУ имени Баумана. Работал, женился.
Так жизнь сложилась. Потом в Израиле родственников нашел…
А про семью Заривных есть продолжение.

Их хутор сгорел во время освобождения города. А после войны всех поляков отправили в Польшу с Украины, а украинцев – из Польши на Украину. Семья Заривных выехала в Польшу. И так их след затерялся…

В свое время я написал в местную газету, что прошу опубликовать мое письмо, что я разыскиваю родственников или знакомых, вот таких-то, таких-то поляков, фамилию, имя (отчество я не знал), которые меня спасли.

И в один прекрасный день (я уже был женатым, имел сына) пришло письмо из родного города. Писала племянница Варвары Заривной: ее отец рассказывал ей, что ее тетя спасала евреев в что ее отец вывозил под соломой евреев к ним.

Все сошлось. Я ответил, что Иосифа и Варвару Заривных признали Праведниками народов мира – мне об этом сообщили. Вот такая судьба…»

Источник: История спасения, или как мы стали взрослыми. Марина Каннер, Елена Цыбулина.- Москва; Ростов-на-Дону: Феникс, 2019 г. Стр. 36-38

Место спасения: Нагорянка, Бучач, Тарнополь, Польша

Год присвоения звания Праведника народов мира: 2005

Благодаря этому человеку были спасены: